— Вы ошибаетесь, — стоял на своем Найтхаук. — Я заставлю ее проникнуться ко мне самыми теплыми чувствами.
— Как? Убив ее защитника?
— Да уж, ей это понравится, — фыркнул Мэллой.
— Если ей нужен защитник, я смогу защищать ее куда лучше, чем он.
— От преступников — да. А вот от экономических неурядиц — сомневаюсь. — Рождественский Пастырь помолчал. — Отстань от нее, Джефферсон. Ничего хорошего из этого не получится. Поверь мне, я лицо незаинтересованное, — Вы ничего не понимаете, — голос Найтхаука переполняла душевная боль. — Я ее люблю.
— Ты прожил на свете четыре месяца и уже нашел единственную женщину, которую можешь полюбить? — со смешком спросил Мэллой.
— По-моему, ты выдаешь желаемое за действительное, — добавил Рождественский Пастырь. — Даже в твоем возрасте пора начать разбираться в собственных чувствах.
— Я хочу только ее.
— Я знаю. И советую обратить внимание на то, что она-то хочет не тебя.
— Да что вы понимаете? Выродок с кожей, как у ящерицы, и морщинистый старик! Вы сами хоть когда-нибудь влюблялись?
— Ты думаешь, что седые волосы и морщины мешают влюбляться? — хохотнул Рождественский Пастырь. — Допустим, я не вызываю эмоций у двадцатилетних женщин, но сие не означает, что они не вызывают эмоций у меня. — Он помолчал. — А если с возрастом у человека прибавляется ума, он понимает, что хотеть женщин и любить их — две большие разницы, и к последнему надо подходить с предельной осмотрительностью и тактом. Особенно если у него столько же врагов, сколько у меня или будет у тебя, если ты доживешь до моих лет.
— Вы пришли сюда из отеля только для того, чтобы прочитать мне лекцию о женщинах?
— Нет, хотя такая лекция тебе крайне необходима. — Рождественский Пастырь искоса глянул на Мэллоя. — Я думаю, нам пора поговорить о том, что делать дальше.
Найтхаук повернулся к Ящерице — Иди к стойке. Выпивка за мой счет.
— Черт! — не выдержал Мэллой. — Ну почему все только и делают, что гоняют меня!
— Мне надо поговорить с Рождественским Пастырем по делу.
— Ты думаешь, в этом зале нет «жучков» и скрытых видеокамер? — хмыкнул Мэллой. — Все, что вы скажете или сделаете, будет зафиксировано, а потом просмотрено и прослушано Маркизом.
— Уходи.
— Хороший мне попался дружок! — пробормотал Мэллой.
Найтхаук окинул его ледяным взглядом.
— Все, ты не под моей защитой. С этого момента мы в расчете — Какое счастье! Он дает мне мою гребаную жизнь! Слава тебе, Господи. — Глаза Мэллоя горели огнем. — Так вот, мне она не нужна! Пока она принадлежала тебе, люди оставляли меня в покое. Как только им станет известно, что мы в расчете, меня прибьют максимум через три часа.
— Тогда просто уходи. От твоих проклятых доводов у меня раскалывается голова.
— Но я остаюсь под твоей защитой? — не унимался Мэллой.
— Остаешься, если тебя это устраивает.
— Еще как устраивает!
— Отлично. А теперь проваливай.
— Но раз ничего не изменилось, у тебя не должно быть от меня секретов.
Найтхаук выхватил пистолет и нацелил его на чешуйчатый нос Мэллоя.
— Видишь? — В голосе Ящерицы слышались обвинительные нотки. — Видишь? Я знаю, что ты променял меня на Ролика!
— Ролик всегда держит рот на замке и не дает мне непрошеных советов, — ответил Найтхаук. — А вот про некоторых картежников я такого сказать не могу.
— Ладно, ладно, ухожу! — с горечью воскликнул Мэллой. — Но когда-нибудь ты пожалеешь, что так грубо обходился со мной.
— Я спас тебе жизнь, — усмехнулся Найтхаук. — Разве этого мало? — Тогда и разберемся, — пробурчал Мэллой, двинувшись к стойке.
— Между прочим, он прав, — заметил Рождественский Пастырь.
— Вы советовали мне забыть про Мелисенд, — вырвалось у Найтхаука. — А теперь советуете быть помягче с Мэллоем?
— Я про другое. Здесь действительно фиксируется каждое слово и движение.
— Вы предлагаете поговорить на улице?
Рождественский Пастырь задумался, покачал головой.
— Нет. Я думаю, ни один из нас не скажет ничего такого, что нельзя будет повторить в присутствии Маркиза.
— Хорошо, — кивнул Найтхаук. — Выкладывайте.
— Нам надо обсудить планы на будущее, Джефферсон.
— Вроде бы мы их обсуждали, возвращаясь с Аладдина.
— Тогда обсуждали одно, сейчас надо обсудить другое.
— А что изменилось?
— У меня дурное предчувствие, — ответил Рождественский Пастырь. — Маркиз очень уж стремится простить тебя за невыполненное задание.
— Я же привез вас сюда. Это даже лучше.
— Я знаю, что впереди у тебя целая жизнь, но поверь мне: преступники живут сегодняшним днем. В принципе он не против заключить со мной сделку, но это не значит, что он оставит попытки прибрать к рукам мое золото и картины Мориты. Короли преступного мира иначе вести себя не умеют. Мне-то есть смысл заключить с ним сделку. А вот ему такая сделка не столь выгодна.
— Но вы же заминировали трюм.
— Еще один неприятный момент. Он не сможет долго продержаться у власти, если позволит людям таким вот способом ставить под вопрос его могущество. Черт, да этим он просто предлагает своим головорезам сначала минировать награбленное, а потом вести с ним переговоры на предмет раздела. Я бы подобной наглости не допустил, не допустит и он.
— Но он допустил.
— Это меня и тревожит.
— А что его побудило?
— Ума не приложу. Однако ясно одно: ко мне это не имеет никакого отношения.
— Почему нет?
— Потому что мои планы формировались до того, как я встретился с Маркизом, и я ни на йоту от них не отошел.
— Если его мотивы никак не связаны с вами, тогда с…